Элиар похлопал раненого по щекам. Бесполезно: тот не проявлял признаков жизни. Тогда они с Тарсией подняли безвольное тело и потащили к калитке. Опустили на землю уже по другую сторону ограды, и гречанка быстро закрыла калитку на замок.

– Я не могу оставаться здесь, – сказал Элиар.

– Подожди немного! – взмолилась она. – Сейчас я приведу госпожу.

– Как ты пойдешь? Ты испачкалась в крови.

– Не очень сильно, – сказала Тарсия, – только руки. Я помою в фонтане.

Она бросилась к дому и в самом деле вернулась со своей хозяйкой. Когда Ливия приблизилась, Элиар поднял голову и не отрываясь смотрел на нее. Тарсия продолжала что-то сбивчиво объяснять, тогда как Ливия держалась очень спокойно. Однако при виде раненого у нее вырвался полувздох-полустон:

– Гай! – Но она тут же овладела собой и обратилась к Тарсии и Элиару: – Благодарю тебя и тебя…

Элиар поднялся с земли:

– Он придет в себя. Нужно только промыть рану, еще раз перевязать и уложить его где-нибудь…

– Луций в доме, – сказала Ливия, – в таблине, разбирает бумаги. Как раз сегодня я попросила позволения провести ночь в одиночестве. В мою комнату никто не войдет.

Тарсия потрясенно смотрела на госпожу:

– А если убийцы идут по следу?!

– Все равно. Сейчас подумаем о другом.

– Я не могу оставаться здесь, – повторил Элиар.

Ливия резко повернулась:

Боишься за свою жизнь? Сузившиеся глаза гладиатора полоснули Ливию презрительным ненавидящим взглядом, но он ничего не сказал. Между тем гречанка умоляюще прошептала:

– Нам не обойтись без твоей поддержки, Элиар! Прошу тебя, не уходи!

– Поднимите его, – приказала Ливия. – Я пойду впереди. Постараемся пройти незаметно.

Она взглянула на рабыню, и та впервые заметила, что глаза Ливий полны ужаса. Ее странно вытянувшееся лицо было очень бледно, тогда как на скулах явственно обозначились багровые пятна. Пытаясь унять мелкую дрожь, она то и дело до боли стискивала пальцы.

Предательски ярко светила луна, озаряя каждый камень, каждый листок на дереве. Ливия принесла покрывало, и они завернули в нее Гая, чтобы не закапать кровью плиты садовой дорожки и пол в доме.

Как им удалось пройти незамеченными? Должно быть, им помогали боги, а, быть может… что-то еще.

Крепко заперев дверь своей спальни, Ливия склонилась над Гаем. Было так странно видеть это бесконечно знакомое и в то же время казавшееся странно чужим неподвижное, желтовато-серое, как глина, лицо. Ливия принесла вино, уксус и чистые тряпки. Она была далека от мысли обратиться к Луцию и попросить его помочь, просто из человеколюбия и сострадания к такому же гражданину, патрицию, как и он сам. Никогда они не будут столь близки, чтобы она осмелилась пойти на это…

Гречанка держала светильник, тогда как Ливия и Элиар хлопотали над раненым. Сняли окровавленную одежду, промыли рану и хорошо перевязали полосами чистой ткани. Кровотечение почти прекратилось, и не было причин опасаться отравления. Слегка приподняв голову Гая, Ливия смочила его губы водою с вином, а после растерла виски освежающим маслом. В конце концов усилия привели к тому, что веки раненого дрогнули, и он приоткрыл глаза. Он медленно приходил в себя, выплывая из забытья, как из какого-то плотного, душного облака.

На мгновение Ливий почудилось, будто она смотрит на Гая чужим, оценивающим, бесстрастным взглядом, но потом она поняла, что в глубине души все-таки безумно рада видеть его, пусть даже при таких нелепых, ужасных обстоятельствах.

– Ты узнаешь меня? – с надеждой спросила она, прикасаясь ладонью к его волосам, – в этом жесте были и забота, и ласка, и нежность.

Посеревшие губы шевельнулись, и с них слетело полное облегчения и одновременно тревоги одно-единственное заветное слово:

– Ливилла!

– Гай, я знаю, тебе тяжело говорить, и все-таки ты должен сказать, кто тебя ранил и почему.

… Он плохо помнил, как, спасаясь от убийц, скрылся в маленькой роще, как полз по холодной и мокрой земле, как пытался и не смог вытащить кинжал, как немыслимым усилием воли заставил себя встать на ноги, а потом шел по улице, шатаясь от стены к стене, и ему чудилось, будто эти стены, теснясь, сами наваливаются на него, стремятся раздавить… Но главного он забыть не мог, оно врезалось в память и тут же стало неким клеймом, клеймом изгоя…

– Проскрипционные списки… Прости, я не должен был приходить к тебе…

– Ты поступил правильно, – мягко сказала она. – Куда ты еще мог пойти? А я сделаю все, чтобы тебя спасти.

Она не задумываясь дала такое обещание, потому что просто не представляла, что может поступить иначе.

В это время с улицы донесся шум. Послышались крики, лай собак, стук чего-то тяжелого, топот ног…

Элиар стремительно вскочил на ноги, озираясь в поисках оружия, растерянная Тарсия со страхом глядела на госпожу. И тогда Ливия, быстро выпрямившись, распорядилась:

– Нужно вытереть кровь!

Она огляделась; в просторной спальне стояли два огромных окованных железом сундука. Ливия с силой откинула крышку одного из них: сундук был полон одежды. Быстро вытащив несколько верхних слоев платья, она кивком указала на освободившееся место.

– Сюда!

Это был не дорожный сундук, а сундук для хранения одежды – в его задней стенке было проделано несколько отверстий для доступа воздуха. Гая уложили на ворох тканей, сверху Ливия набросала еще несколько вещей. Потом открыла второй сундук:

– Теперь ты, Элиар…

Он смотрел на нее во все глаза:

– Но…

– Некогда рассуждать! – прервала Ливия. – Давай, полезай внутрь и, заклинаю всеми богами, лежи тихо, даже если услышишь, как я открываю крышку!

В ее взгляде и голосе было что-то такое, что гладиатор послушался.

Между тем гречанка, не теряя времени, вытирала залитый кровью пол. Испачканные тряпки были спрятаны под матрас, вода вылита в большую вазу для цветов… Потом Ливия села на стул и подала Тарсии гребень. Сначала руки рабыни не слушались и дрожали, но сноровка взяла верх, и вскоре девушка привычными, уверенными движениями расчесывала волосы госпожи. Обе молчали. Стук сердец в груди отсчитывал полные тревожного ожидания секунды. Нельзя, чтобы прошло слишком много времени, – так можно и задохнуться в сундуках!

Наконец шум приблизился. Раздался короткий требовательный стук. Ливия велела рабыне открыть дверь.

Вошел Луций. Он был страшно встревожен, испуган и растерян.

– Там солдаты, Ливия, – начал было он, но те, кто стоял за его спиной, не стали ждать, они шагнули через порог, и старший сказал: